Ce que je vais raconter de ma première nuit de New York fera sourire les Américains;
aussi bien est-ce dans ce but que je l'écris. Dans un livre du merveilleux Rudyard Kipling,
je me rappelle avoir lu les épouvantes du sauvage Mowgli la première fois qu'il coucha
dans une cabane close: l'impression de sentir un toit au-dessus de sa tête lui devint bientôt
si intolérable, qu'il fut obligé d'aller s'étendre dehors à la belle étoile. Eh bien! J'ai presque
subi cette nuit une petite angoisse analogue, et c'étaient les gratte-ciel, c'étaient les grandes
lettres réclames au-dessus de moi, c'étaient les grands tonneaux rouges montés sur leurs
échasses de fonte; trop de choses en l'air, vraiment, pas assez de calme là-haut. Et puis, ces
six millions d'êtres humains tassés alentour, ce foisonnement de monde, cette superposition à
outrance oppressaient mon sommeil. Oh! Les gratte-ciel, déformés et allongés en rêve! Un en
particulier (celui du trust des caoutchoucs, si je ne m'abuse), un qui surgit là très proche, un
tout en marbre qui doit être d'un poids à faire frémir! Il m'écrasait comme une surcharge, et
parfois quelque hallucination me le montrait incliné et croulant...
C'est dimanche aujourd'hui; le matin se lève dans une brume lourde et moite; il fera une
des chaudes journées de cette saison automnale qu'on appelle ici «l'été indien». Sur New
York pèse la torpeur des dimanches anglais et, dans les avenues, les voitures électriques
ont consenti une trêve d'agitation. Rien à faire, les théâtres chôment et demain seulement je
pourrai commencer à suivre les répétitions du drame qui m'a amené en Amérique. Mais dans
le voisinage, tout près, il y a Central Park, que j'aperçois par ma fenêtre, avec ses arbres déjà
effeuillés; j'irai donc là, chercher un peu d'air et de paix. | Этот рассказ о первой моей ночи в Нью-Йорке, наверное, рассмешит американских читателей, хотя, на самом деле, именно поэтому я и взялся написать об этом. Помните, как замечательный Редьярд Киплинг описал тот ужас, что испытал одичавший Маугли, когда ему пришлось в первый раз ночевать в хижине? Находиться в замкнутом со всех сторон пространстве было настолько невыносимым, что Маугли предпочёл провести ночь на свежем воздухе, растянувшись на травке. Так вот! В ту, первую, ночь, меня охватила сходная тревога; небоскрёбы, гигантские рекламные надписи над головой, огромные красные бочки на чугунных сваях, - всё пугало меня. Столько всего нагромоздилось над моей головой, что не было видно неба. А вокруг, куда ни глянь, люди, обступившие меня плотным, шестимиллионным кольцом. Это чрезмерное, доходящее до абсурдности нагромождение угнетало меня, даже когда я спал. Ох! Во сне эти небоскрёбы казались мне ещё более устрашающими и высокими! В особенности, один из них (принадлежащий, если я не ошибаюсь, резиновому тресту), внезапно появившийся совсем рядом, весь словно высеченный из мрамора, своим весом способный раздавить кого угодно! Я ощущал на себе всю его тяжесть, и иногда он вдруг представал передо мной покосившимся и разваливающимся... Сегодня воскресенье; наступающее утро окутано в тяжёлый и влажный туман; будет жаркий день, столь типичный для этого осеннего сезона, который здесь называют "бабьим летом". Нью-Йорк погружен в воскресное оцепенение, и даже электрические автомобили не нарушают всеобщего спокойствия на городских улицах. Делать нечего; театры закрыты, и лишь завтра я смогу приступить к репетициям пьесы, из-за которой я и приехал сюда, в Америку. Однако, по соседству, совсем рядом, находится Центральный парк, я вижу из окна его деревья с опавшими уже листьями. Пойду-ка я туда, на поиски свежего воздуха и спокойствия.
|